Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Курьер не согласился на то, чтобы мистер Доррит останавливался у кого-нибудь, и отвез его в отель на Брук-стрит, Гровенор-сквер. Мистер Мердл приказал, чтобы завтра с утра карета ждала у подъезда, решив сразу же после завтрака нанести мистеру Дорриту визит.
Ах, как блестела карета, как лоснились крутые лошадиные бока, как нарядно выглядела сбруя, каким добротным было сукно ливрей! Богатый, внушительный выезд, вполне достойный великого Мердла. Ранние пешеходы оглядывались вслед и говорили, благоговейно понизив голос: «Он поехал!»
Он ехал, не останавливаясь, до самой Брук-стрит. Там из роскошного футляра появился таившийся в нем бриллиант – довольно тусклый, против ожиданий.
Переполох в отеле! Сам Мердл! Хозяин, весьма надменный джентльмен, который только что приехал в город на паре чистокровных гнедых, поторопился выйти, чтобы лично проводить высокого гостя к мистеру Дорриту. Конторщики и слуги толпились в боковых коридорах, забивались в углы и ниши, чтобы хоть поглядеть на него. Мердл! О солнце, луна и звезды, вот он – великий из великих! Богач, вопреки Новому Завету, уже вошедший в Царствие Небесное. Человек, который кого угодно мог пригласить к обеду, у которого деньгам не было счету! Он еще только поднимался по лестнице, а люди уже занимали места на нижних ступеньках, чтобы хоть тень его упала на них, когда он будет спускаться. Так когда-то приносили и клали больных на пути Апостола – только тот не принадлежал к высшему обществу и денег не имел вовсе.
Мистер Доррит, облаченный в халат и вооруженный газетой, сидел за завтраком. Курьер доложил звенящим от волнения голосом: «Мистер Мердл!» Мистер Доррит вскочил на ноги, сердце рванулось у него из груди.
– Мистер Мердл, какая – кха – честь! Не нахожу слов, чтобы выразить, как я тронут – кхм – глубоко тронут подобным – кха-кхм – вниманием. Мне хорошо известно, сэр, что вы обременены делами и что ваше время – кха – ценится на вес золота. (От волнения мистеру Дорриту не удалось достаточно оттенить голосом слово «золото».) В столь ранний час уделить мне – кхм – несколько минут вашего поистине бесценного времени, это – кхм – высокая честь, сэр, и поверьте, я – кхм – признателен вам до глубины души. – При мысли о том, к кому он обращается, мистер Доррит не мог сдержать почтительного трепета.
Мистер Мердл издал какое-то глухое, утробное, нечленораздельное бормотанье, после чего выговорил:
– Рад вас видеть, сэр.
– Вы очень любезны, сэр, – сказал мистер Доррит, – необычайно любезны. – Гость тем временем опустился в кресло и провел рукой по нахмуренному лбу. – Надеюсь, вы в добром здравии, мистер Мердл?
– Я – да, более или менее – как всегда, – сказал мистер Мердл.
– Вам, верно, совсем не приходится отдыхать, сэр?
– Пожалуй. Но – да вы не думайте, ничего серьезного со мной нет.
– Небольшая диспепсия? – участливо подсказал мистер Доррит.
– Возможно. Но я – да, я, в общем, здоров, – сказал мистер Мердл.
Губы мистера Мердла запеклись темной полоской, напоминавшей след пороха после выстрела; вид его позволял предположить, что, если бы не природная медленность движения крови в жилах, его бы, вероятно, трепала сейчас лихорадка. Всеми этими признаками, а также усталым жестом, которым он проводил рукой по лбу, и были вызваны заботливые расспросы мистера Доррита.
– Миссис Мердл, – галантно заметил мистер Доррит, – в Риме, как и везде, – кха – пленяет все взгляды, – кхм – царит во всех сердцах и является лучшим украшением светского общества. Когда я видел ее последний раз, она цвела как роза.
– Миссис Мердл, – сказал мистер Мердл, – пользуется славой очень красивой женщины. Она и в самом деле красива. Я это признаю.
– Не признавать этого нельзя, – сказал мистер Доррит.
Мистер Мердл пошевелил во рту языком – язык, видно, был очень тугой и неповоротливый, – потом облизнул губы, снова провел рукой по лбу и стал озираться по сторонам, главным образом норовя заглянуть под стулья.
– Впрочем, – сказал он и впервые за все время посмотрел мистеру Дорриту в глаза, но тут же перевел взгляд на пуговицы его жилета, – уж если разговор зашел о женской красоте, то нужно говорить о вашей дочери. Она удивительно хороша собой. Лицо, фигура, все в ней бесподобно. Когда они вчера приехали, я был просто поражен ее красотой.
Мистер Доррит, польщенный сверх всякой меры, не мог – кха – удержаться, чтобы не повторить мистеру Мердлу устно то, о чем уже говорил в письме: что считает союз между их семьями величайшей честью для себя. И протянул мистеру Мердлу руку. Тот внимательно поглядел на нее, подложил снизу свою ладонь, раскрытую в виде подноса или лопаточки для рыбы, подержал немного и вернул мистеру Дорриту.
– Я нарочно пораньше заехал к вам, – сказал мистер Мердл, – чтобы справиться, не могу ли я быть чем-нибудь полезен, и предложить свои услуги, а кроме того, прошу сегодня отобедать со мною, и вообще, покуда вы в Лондоне, оказывать мне эту честь всякий раз, когда у вас не окажется чего-нибудь лучшего на примете.
Мистер Доррит, слыша такие слова, просто таял от блаженства.
– Вы к нам надолго, сэр?
– В мои планы входило, – сказал мистер Доррит, – пробыть недели две, не больше.
– Это весьма короткий срок после такого долгого пути, – заметил мистер Мердл.
– Кхм. Пожалуй, – согласился мистер Доррит. – Но должен вам сказать, дорогой мистер Мердл, что, живя за границей, я настолько лучше чувствую себя – кха – во всех отношениях, что я вовсе не приезжал бы в Лондон, если бы не два обстоятельства. Во-первых – кха – та счастливая и почетная возможность, которою я – кхм – наслаждаюсь в настоящее время и которую – кха – поверьте, высоко ценю; во-вторых, забота об устройстве – кхм – точней сказать, о помещении, наиболее разумном и выгодном помещении – кха-кхм – моего капитала.
– Дорогой сэр, – сказал мистер Мердл, снова пошевелив во рту языком, – если я могу чем-либо помочь вам в этом смысле, прошу располагать
